офисы. Моей подруге так и сказали: офис будем держать закрытым, потому что так выгоднее, чем ради двадцати человек открывать – иначе правительство с арендной платой не поможет.
Есть ещё категория молодых бездетных, которые застряли где придётся. Даже если они не потеряли работу, то зачастую засели на период карантина в совсем неподходящих жилищных условиях. Либо с родителями, с которыми давно нет общего языка, либо в маленькой съёмной комнате, которая хороша для того, чтобы приходить туда переночевать после работы, а вот для постоянного пребывания мало пригодна. А порой и вовсе со случайными людьми, которые оказались соседями по съёмной квартире. Не говоря уж о невозможности устроить личную жизнь. Такие с наибольшей вероятностью нарушат карантин, потому что самоизолироваться там, где они живут, совсем невыносимо. У них и садов зачастую нет. Показательно: когда людей начали штрафовать за то, что они работают «из парка» или загорают на травке, возмутились даже те, у кого сады есть.
Предполагаемый рост рождаемости обернулся её спадом. Те, кто планировали первого или последующего ребёнка, решили подождать, пока прояснится ситуация с работой, деньгами и безопасностью (кто знает, как вирус повлияет на развитие плода, да и на ведение беременности и роды в условиях перегруженной системы здравоохранения тоже). Те, кто думал отыграть свадьбу в ближайшие месяцы и после этого заводить детей, были вынуждены отложить и то, и другое мероприятие. Люди, которые состояли в отношениях, но не жили вместе, не смогли встречаться, следовательно, детей не зачали. Те, кто только находился в стадии поиска подходящего партнера, не смог эти поиски продолжать. Незапланированные беременности в результате вечеринок и случайного секса с незнакомцами из бара стали невозможны. Клиники по лечению бесплодия закрылись, и те, кто планировал проходить курс лечения или готовился к переносу эмбриона, тоже зависли в неопределённости.
В общем, когда после семи недель строгого локдауна начались послабления, народ вздохнул с облегчением. И хотя поначалу разрешили выходить из дома на прогулку, а не только в целях занятия спортом, ездить на машинах на дальние расстояния и встречаться с одним представителем другого семейства, наш парк очень быстро наполнили группы людей, устраивающих пикники и командные спортивные игры, а пляжи наводнили тысячи туристов. Погода в этом году совсем не способствует самоизоляции, а прямо-таки бросает вызов на каждом шагу. Двадцать пять градусов для английской весны – это сильно. По количеству солнечных дней так и вовсе исторический рекорд побили. Можно бесконечно долго рассказывать об угрозе заражения, но, кажется, все настолько устали от сидения дома, что даже бабушки, самая уязвимая категория, готовы рискнуть своим здоровьем, лишь бы снова обнять и поцеловать своих внуков.
Но, конечно, из дома поспешили выйти только те, у кого эта самоизоляция уже в печёнках сидит. Есть и те, кто не только не пострадал из-за кризиса, но ещё и обернул ситуацию себе на пользу. Свёкор, например, в свои семьдесят лет развернул бурную онлайн-деятельность – консультирует клиентов, в конференциях участвует, вебинары по зуму проводит, даже тренинги для коллег, как эффективно использовать зум в своих профессиональных целях. Веб-сайтом занимается, блог ведёт, рассылку наладил. На прошлой неделе звонил, хвастался, что заработал мою месячную зарплату за одни выходные, проведя онлайн-тренинг на пятьсот человек. В реальном режиме столько денег ему никогда не удавалось зарабатывать, да и никому из нас тоже. А у него прямо второе дыхание открылось, как раз в связи с тем, что работать в реальном режиме он больше не сможет. Свёкор, правда, всю жизнь трудоголиком был, и успех этот не на ровном месте, потому что большинство людей, которые напланировали себе кучу дел на период карантина, только окна помыли.
Двуязычные дети
Как русские женщины растят детей билингвами
С проблемой сохранения русского языка в семьях русскоязычных мигрантов я столкнулась за много лет до того, как у меня родились свои дети. Начиная свой профессиональный путь в Лондоне, я работала в русскоязычной газете и по долгу службы отправилась на семинар для учителей лондонской русской школы, который проводила опытный преподаватель-методист Нина Власова. Нужно было написать пару статей об этом мероприятии и взять интервью у самой Нины Власовой, одной из создателей методики преподавания русского языка как иностранного в бывшем СССР. И я, филолог по образованию, прекрасно подходила для этой роли. На этом семинаре я впервые узнала, насколько сложен русский язык для изучения как иностранный и сколько усилий приходится прилагать учителям и родителям, чтобы восстановить полузабытый русский у детей мигрантов, а уж тем более обучить их языку с нуля. Тогда я твёрдо решила для себя, что мои дети будут говорить по-русски. Я просто обязана передать им родной язык, ведь преподавание русского – моя профессия.
Потом я в качестве журналиста несколько раз возвращалась к теме поддержания русского языка вне русскоязычной среды. Брала интервью у директора русской школы, писала рекламные материалы и, можно сказать, стала ярым адептом сохранения русского языка в семьях мигрантов. Лучшим доказательством того, что это легко и просто, стал пример семьи моего мужа. Как я поняла, свекровь всего лишь говорила с детьми по-немецки, на своём родном языке. В результате они, все трое, свободно владеют немецким и тоже считают его родным.
Несколько лет я пребывала в убеждении: мамы, которые не смогли передать своим детям русский язык как родной, просто недальновидны и где-то ленивы, а те, кто с самого начала решили говорить с детьми исключительно по-английски, и вовсе совершили преступление против родного языка. Потом у моих русских подруг родились дети, и все женщины начали говорить с детьми по-русски, с разной степенью настойчивости пытаясь передать им «языковую эстафету». Но уже через три-четыре года выяснилось, что в качестве средства общения у детей лидирует английский, русский словарный запас у них значительно меньше английского, и даже те дети, которые понимают по-русски, предпочитают отвечать родителям по-английски. А некоторые и вовсе просят избавить их от русского. Когда я услышала, что даже в семьях моих коллег-русистов дети-подростки отвечают им по-английски, я была в шоке: казалось, уж эти мамы как никто должны понимать, насколько сложен русский язык для изучения во взрослом возрасте, так отчего же они в самое продуктивное время не научили ему собственных детей?
Готовясь стать матерью сама, я всерьёз погрузилась в изучение предмета и обнаружила, что всё не так просто, а опыт свекрови и её детей-билингвов не так легко повторить. Оказалось, что свободный немецкий мужа и его брата обусловили несколько факторов, которых я не учла. Во-первых, они оба родились и провели первые годы жизни в Германии и Австрии и ходили в немецкий детский сад. Во-вторых, отец-англичанин прекрасно знал немецкий и мог принимать участие в семейных беседах. В-третьих, немецкая родня, в частности бабушка и дедушка, жили по соседству и регулярно общались с мальчиками. В-четвёртых, после переезда семьи в Юго-Восточную Азию мальчики ходили в посольскую школу, где обучение велось по-немецки (следовательно, научились читать и писать на этом языке). И только в возрасте восьми и шести лет соответственно они вернулись в Великобританию и пошли в английскую школу. И английский, на котором они до этого общались в основном с отцом и бабушкой, стал значительно укрепляться за счёт общения со сверстниками, учителями и соседями, пока не вытеснил немецкий, оставив его исключительно для общения с немецкой роднёй.
Я же имела дело с русскими женщинами, большинство из которых замужем за иностранцами, не владеющими русским языком. Других носителей русского языка в округе нет или их так мало, что они едва ли могут повлиять на речевое развитие детей. Поездки на «историческую родину» редки, бабушки тоже нечасто балуют внуков своими визитами. Но самый сокрушительный удар неокрепшему русскому языку нанесли английские школы и садики, которые с первого дня замотивировали детей подвинуть мамин «неприкладной» русский и переключиться на универсальный английский. В какой-то момент дети и вовсе стали просить мам не говорить с ними по-русски на публике,
